Произведения Бланшо медленно, но верно приходят к русскоязычному читателю. Герои двух рассказов пребывают в некоем тоталитарном кафкианском обществе. Но в отличие от Кафки, Бланшо четко вырисовывает выход из сложившейся ситуации. Для героя "Идиллии" "чужака"Александра Акима( имена героев здесь отдельная тема; возможно отсюда черпал свои подобия несравненный А.Володин, а если вспомнить его "Дондонг", то можно найти много больше общего) - это женитьба на местной девушке, позволяющая ему покинуть добровольно-принудительный приют, для судьи из "последнего слова", - это своего рода неделание, отказ от выполнения своих обязанностей, от своего "последнего слова". Оба героя не выдерживают испытания и погибают, нелепо и бессмысленно, как это и свойственно тоталитарным обществам. Сила свободы, ее постоянное желание, двигающее Акимом, его умонастроение плененного, но не сломленного, выражается автором в ключевой фразе книги : "В этом доме вас научат, как трудно быть чужаком. Выучите вы также, как нелегко перестать им быть. Если вы тоскуете по родным краям, то здесь у вас что ни день найдется повод затосковать по ним еще сильнее; но если вам удастся их забыть и полюбить свой новый быт, вас отошлют назад, и там, в очередной раз изгой, вы начнете новое изгнание".
Объяснить свою позицию автора- не рассказчика, Бланшо пытается спустя без малого пятьдесят лет после написания обоих рассказов в послесловии, давшем название книге. Здесь он приводит пример Освенцима и Гулага( в основном Освенцима - ведь он человек западный, и Освенцим у него становится именем нарицательным всех нацистских лагерей). Есть тут и отсылки к Кафке, незначительные, но прямые. И сила этой книги как раз таки в квинтэссенции двух этих рассказов послесловия. Поскольку часто менявший свою жизненную позицию Бланшо остается уверенных в том, что Освенцим, как и Гулаг еще не до конца ушли из нашей современной жизни, а возможно и вообще никуда не уходили.

Юрий Куличкин