Отрывок

    
     Кудрявцев легко и, главное, с удовольствием впадал в ярость. Он ни за что бы не остался в долгу перед сопляком, он уже приподнялся. Чтобы, по любимому своему выражению, «дать в харю»? Если да, то ему, как всегда, с этим делом не везет — вот и теперь: в дверях появились два милиционера и с ними Дмитрий Андреевич. (Удивительно, как они подгадали! Представим себе водевильную ситуацию: милиционеры входят мгновеньем позже и первым делом, естественно, набрасываются на раздававшуюся «совесть России», крики: «Не того! Другого!» С трудом вразумленные наконец, они перенабрасываются на Прайса...) Один из милиционеров, с берендейкой (и выправкой) старшины, но низковатый и слишком смущенный для той щеголеватой роли, которую ему хотелось бы исполнить в присутствии всех этих господ, подошел к Прайсу и  козырнул — его младший товарищ, совсем еще без берендеек, почти безбородый (обоим по уставу полагалась растительность на лице), скромно остался стоять на пороге, с любопытством зыркая вокруг.
— Предъявите документы, сударь.
Дмитрий Андреевич поспешил на помощь старшине:
— Предъявите документы работнику милиции, Леонтий.
— Милиции? Это такая шутка, да?
Дмитрий Андреевич наклонился к самому уху Прайса:
— Предъявите документы, вы что, не видите — перед вами милиционер.
— А прискакал он на сером волке, — отвечал Прайс тоже шепотом.
— Одну минуточку, сударь, — обратился Дмитрий Андреевич к старшине. И снова к Прайсу — в ухо: — Вы не знаете, у милиционеров уже давно такая форма. Это русская национальная форма... они в ней проверяют документы, могут и у меня проверить — у кого угодно.
— Ну хорошо, — Прайс по-прежнему был уверен, что его разыгрывают, но под свитер тем не менее полез — на это Дмитрий Андреевич никак не рассчитывал: он-то ручался, что документов у Прайса нет...
— Вот, пожалуйте, — Прайс развернул сложенную вчетверо бумажку, Дмитрий Андреевич к облегчению своему увидел, что там нарисован заяц.
— Да, Фира! (Прайс вспомнил.) Фира! Вы говорили, что я безбилетник, — а это что? — Он продемонстрировал всем свою грамоту. — Ну что, поняли?
— Сударь, — сказал милиционер в форме Ивана-царевича, — прошу следовать за мной.
— Это что... серьезно? — Прайс все еще ждал, что в глазах у кого-нибудь отразится искорка сыгранной с ним шутки и тогда все рассмеются.
Вместо этого Николай Анатольевич ему ответил:
— Да, это — серьезно.

Отрывок

     Ну, Прайс у нас большой оригинал, — сказала Нелли Наумовна, когда добралась до его тетрадки. «Большой» и «у нас» тянули на высший балл, но «оригинал» все портил. «Оригиналы» получали четверки и тройки, пять получает «молодец» — если девочка, и «умница» — если мальчик. Двоечник, тот сразу узнавал о себе правду. Колюче произносилось его имя и следом оценка: «Файн — два. Коломойская Марина. Молодец, Марина... Передайте».
     Пока тетрадка Прайса поверх голов плыла в его направлении, на мгновение оказавшись в пальцах Жанны, белокурой, вопреки уже сработавшему в нас рефлексу) Прайс все еще хранил какую-то надежду. Боясь ее обнаружить и этим себя уронить, он стал разглядывать, как ходят лучевидные косточки на учительской стопе, несмотря на увечье обутой в открытую коричневую лодочку. Для него, так и не поладившего с идеей человеческого организма, любая — копеечная — патология была особенно тяжким зрелищем. Казалось, простреленные Нэлкины косточки нет-нет да и заскочат одна за другую. Оттого в его собственных костях уже начиналось неприятнейшее сопереживание Он нарочно продолжал смотреть, отчасти наказывая себя за малодушие, отчасти желая его скрыть. Сложный мальчик.